Неточные совпадения
Маленькая горенка с маленькими окнами, не отворявшимися ни в зиму, ни в лето, отец, больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке, с пером в руках, чернилами на
пальцах и даже на губах, вечная пропись перед глазами: «не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади
пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он
бледную память.
Она взяла хлеб и поднесла его ко рту. С неизъяснимым наслаждением глядел Андрий, как она ломала его блистающими
пальцами своими и ела; и вдруг вспомнил о бесновавшемся от голода, который испустил дух в глазах его, проглотивши кусок хлеба. Он
побледнел и, схватив ее за руку, закричал...
Зосимов был высокий и жирный человек, с одутловатым и бесцветно-бледным, гладковыбритым лицом, с белобрысыми прямыми волосами, в очках и с большим золотым перстнем на припухшем от жиру
пальце.
Он быстро выпил стакан чаю, закурил папиросу и прошел в гостиную, — неуютно, не прибрано было в ней. Зеркало мельком показало ему довольно статную фигуру человека за тридцать лет, с
бледным лицом, полуседыми висками и негустой острой бородкой. Довольно интересное и даже как будто новое лицо. Самгин оделся, вышел в кухню, — там сидел товарищ Яков, рассматривая синий ноготь на большом
пальце голой ноги.
Самгин взглянул в неряшливую серую бороду на
бледном, отечном лице и сказал, что не имеет времени, просит зайти в приемные часы. Человек ткнул
пальцем в свою шапку и пошел к дверям больницы, а Самгин — домой, определив, что у этого человека, вероятно, мелкое уголовное дело. Человек явился к нему ровно в четыре часа, заставив Самгина подумать...
Из окна конторы высунулось
бледное, чернобородое лицо Захария и исчезло; из-за угла вышли четверо мужиков, двое не торопясь сняли картузы, третий — высокий, усатый — только прикоснулся
пальцем к соломенной шляпе, нахлобученной на лицо, а четвертый — лысый, бородатый — счастливо улыбаясь, сказал звонко...
У него лениво стали тесниться
бледные воспоминания о ее ласках, шепоте, о том, как она клала детские его
пальцы на клавиши и старалась наигрывать песенку, как потом подолгу играла сама, забыв о нем, а он слушал, присмирев у ней на коленях, потом вела его в угловую комнату, смотреть на Волгу и Заволжье.
Купец, седой китаец, в синем халате, с косой, в очках и туфлях, да два приказчика, молодые, с длинными-предлинными, как черные змеи, косами, с длинными же, смугло-бледными, истощенными лицами и с ногтистыми, как у птиц когти,
пальцами.
Он встал и ступил несколько шагов ей навстречу, и лицо ее показалось ему сурово и неприятно. Оно опять было такое же, как тогда, когда она упрекала его. Она краснела и
бледнела,
пальцы ее судорожно крутили края кофты, и то взглядывала на него, то опускала глаза.
Это был длинный, сухой человек, с длинными, тонкими ногами, с чрезвычайно длинными,
бледными, тонкими
пальцами, с обритым лицом, со скромно причесанными, довольно короткими волосами, с тонкими, изредка кривившимися не то насмешкой, не то улыбкой губами.
— Видели-с, видели-с! — взвизгнул он Алеше,
бледный и исступленный, и вдруг, подняв вверх кулак, со всего размаху бросил обе смятые кредитки на песок, — видели-с? — взвизгнул он опять, показывая на них
пальцем, — ну так вот же-с!..
И
пальцы Веры Павловны забывают шить, и шитье опустилось из опустившихся рук, и Вера Павловна немного
побледнела, вспыхнула,
побледнела больше, огонь коснулся ее запылавших щек, — миг, и они побелели, как снег, она с блуждающими глазами уже бежала в комнату мужа, бросилась на колени к нему, судорожно обняла его, положила голову к нему на плечо, чтобы поддержало оно ее голову, чтобы скрыло оно лицо ее, задыхающимся голосом проговорила: «Милый мой, я люблю его», и зарыдала.
(Граф указывал
пальцем на простреленную картину; лицо его горело как огонь; графиня была
бледнее своего платка: я не мог воздержаться от восклицания.)
— Как будто вы не знаете, — сказал Шубинский, начинавший
бледнеть от злобы, — что ваша вина вдесятеро больше тех, которые были на празднике. Вот, — он указал
пальцем на одного из прощенных, — вот он под пьяную руку спел мерзость, да после на коленках со слезами просил прощения. Ну, вы еще от всякого раскаяния далеки.
Мать явилась вскоре после того, как дед поселился в подвале,
бледная, похудевшая, с огромными глазами и горячим, удивленным блеском в них. Она всё как-то присматривалась, точно впервые видела отца, мать и меня, — присматривалась и молчала, а вотчим неустанно расхаживал по комнате, насвистывая тихонько, покашливая, заложив руки за спину, играя
пальцами.
Анна Михайловна вынула из кошелька и в темноте подала ему бумажку. Слепой быстро выхватил ее из протянутой к нему руки, и под тусклым лучом, к которому они уже успели подняться, она видела, как он приложил бумажку к щеке и стал водить по ней
пальцем. Странно освещенное и
бледное лицо, так похожее на лицо ее сына, исказилось вдруг выражением наивной и жадной радости.
«Парень» опять с минуту помолчал, приставив указательный
палец ко лбу и как бы соображая; но в
бледной, всё так же кривившейся от страха улыбке его мелькнуло вдруг что-то как будто хитрое, даже торжествующее.
Слеза дрожала на ее
бледной щеке; она поманила его рукой и приложила
палец к губам, как бы предупреждая его идти за ней тише.
Ее плечи начали слегка вздрагивать,
пальцы бледных рук крепче прижались к лицу.
— Не знаю, — ответил глухо и потупившись Платонов, но он
побледнел, и
пальцы его под столом судорожно сжались в кулаки. — Может быть, убил бы его…
Мать, закрыв окно, медленно опустилась на стул. Но сознание опасности, грозившей сыну, быстро подняло ее на ноги, она живо оделась, зачем-то плотно окутала голову шалью и побежала к Феде Мазину, — он был болен и не работал. Когда она пришла к нему, он сидел под окном, читая книгу, и качал левой рукой правую, оттопырив большой
палец. Узнав новость, он быстро вскочил, его лицо
побледнело.
Толстый судья зевал, прикрывая рот пухлой рукой, рыжеусый
побледнел еще более, иногда он поднимал руку и, туго нажимая на кость виска
пальцем, слепо смотрел в потолок жалобно расширенными глазами.
Часто, незаметно наблюдая за ним откуда-нибудь издали, Ромашов воображал себе, каков должен быть этот человек в гневе, и, думая об этом,
бледнел от ужаса и сжимал холодевшие
пальцы.
На словах-то он все тебе по
пальцам перечтет, почнет это в разные хитрости полицейские пускаться, и такую-то, мол, он штуку соорудит, и так-то он бездельника кругом обведет, — а как приступит к делу, — и краснеет-то, и бледнеет-то, весь и смешался.
Санин увидал, что
пальцы Джеммы дрожали на ее коленях… Она и складки платья перебирала только для того, чтобы скрыть эту дрожь. Он тихонько положил свою руку на эти
бледные, трепетные
пальцы.
Царь начал догадываться. Он сделался
бледнее.
Пальцы его стали разгибаться и выпускать ворот Малюты.
Он
бледнеет от вина, на висках у него жемчужинами выступил пот, умные глаза тревожно горят. А старик Гоголев, покачивая уродливым носом, отирает слезы с глаз
пальцами и спрашивает...
Никон поднялся, сел, упираясь руками в диван, и расширенными глазами заглядывал то в тетрадь, куда Кожемякин ожесточённо тыкал
пальцем, то в его лицо,
бледное, возбуждённое и утратившее обычное ему выражение виноватой растерянности.
Вдруг он увидал Палагу: простоволосая, растрёпанная, она вошла в калитку сада и, покачиваясь как пьяная, медленно зашагала к бане; женщина проводила
пальцами по распущенным косам и, вычёсывая вырванные волосы, не спеша навивала их на
пальцы левой руки. Её лицо,
бледное до синевы, было искажено страшной гримасой, глаза смотрели, как у слепой, она тихонько откашливалась и всё вертела правой рукой в воздухе, свивая волосы на
пальцы.
Она закрыла глаза и
побледнела, и длинный нос ее стал неприятного воскового цвета, как у мертвой, и Лаптев все еще не мог разжать ее
пальцев. Она была в обмороке. Он осторожно поднял ее и положил на постель и просидел возле нее минут десять, пока она очнулась. Руки у нее были холодные, пульс слабый, с перебоями.
Часто, проводив студента, купившего книгу, он ухмылялся вслед ему, а однажды погрозил
пальцем в спину уходившего человека, маленького, красивого, с чёрненькими усиками на
бледном лице.
Но, не договорив этого слова, княгиня вдруг
побледнела и сдвинула брови, заметив, что граф подал Рогожину два
пальца.
Муся молчала, и в слабом озарении рассвета лицо ее казалось
бледным и загадочным. Потом вдруг быстро подошла к Цыганку и, закинув руки ему за шею, крепко поцеловала его в губы. Он взял ее
пальцами за плечи, отодвинул от себя, потряс — и, громко чмокая, поцеловал в губы, в нос, в глаза.
Цыганок быстро вложил в рот четыре
пальца, по два от каждой руки, свирепо выкатил глаза — и мертвый воздух судебной залы прорезал настоящий, дикий, разбойничий посвист, от которого прядают и садятся на задние ноги оглушенные лошади и
бледнеет невольно человеческое лицо.
Он держал папиросу, обыкновенную папиросу, между обыкновенных живых
пальцев и
бледный, с удивлением, даже как будто с ужасом смотрел на нее. И все уставились глазами на тоненькую трубочку, из конца которой крутящейся голубой ленточкой бежал дымок, относимый в сторону дыханием, и темнел, набираясь, пепел. Потухла.
Чёрный он, говорил властно, а когда выпивал, то глаза его становились ещё более двойственны, западая под лоб.
Бледное лицо подёргивалось улыбкой;
пальцы, тонкие и длинные, всё время быстро щиплют чёрную досиня бороду, сгибаются, разгибаются, и веет от него холодом. Боязно.
— Что вы сделали с рукой? — Она вспомнила звук, который слышала, и, схватив лампаду, выбежала в сени и увидала на полу окровавленный
палец.
Бледнее его она вернулась и хотела сказать ему; но он тихо прошел в чулан и запер за собой дверь.
Петр, хмурый и сосредоточенный, гневно ворочал обломок скалы, шатаясь, поднимал его и ронял вниз, — Иуда, продолжая улыбаться, отыскивал глазом еще больший обломок, ласково впивался в него длинными
пальцами, облипал его, качался вместе с ним и,
бледнея, посылал его в пропасть.
— Что такое? Что такое? — закричал старичок, вскочив с кресел. — Что с тобой, душа моя? Амишка здесь! Амишка, Амишка, Амишка! — кричал старичок, щелкая
пальцами, причмокивая и вызывая Амишку из-под кровати. — Амишка! ici! ici! Не может быть, чтобы васька там съел его. Нужно высечь ваську, мой друг; его, плута, уже целый месяц не секли. Как ты думаешь? Я посоветуюсь завтра с Прасковьей Захарьевной. Но, боже мой, друг мой, что с тобой? Ты
побледнела, ох! Ох! Люди! Люди!
Затем, помню, я лежал на той же софе, ни о чем не думал и молча отстранял рукой пристававшего с разговорами графа… Был я в каком-то забытьи, полудремоте, чувствуя только яркий свет ламп и веселое, покойное настроение… Образ девушки в красном, склонившей головку на плечо, с глазами, полными ужаса перед эффектною смертью, постоял передо мной и тихо погрозил мне маленьким
пальцем… Образ другой девушки, в черном платье и с
бледным, гордым лицом, прошел мимо и поглядел на меня не то с мольбой, не то с укоризной.
Ночь была бесконечно длинна. Роженица уж перестала сдерживаться; она стонала на всю палату, всхлипывая, дрожа и заламывая
пальцы; стоны отдавались в коридоре и замирали где-то далеко под сводами. После одного особенно сильного приступа потуг больная схватила ассистента за руку;
бледная, с измученным лицом, она смотрела на него жалким, умоляющим взглядом.
Увядшей розы цвет в петлице фрака
Бледнее уст на лике мертвеца;
На
пальце — знак таинственного брака...
Из-под ее изящно
бледных, тонких
пальцев гремели полнозвучные, могучие аккорды — и было в них что-то величественное, грозное и скорбящее.
Потом она приблизила ко мне
бледное, как мел, лицо с широко раскрытыми незрячими глазами и, погрозив огромным
пальцем с нечистым ногтем, удалилась, плотно прикрыв за собой дверь.
Он вздрогнул, как под ударом хлыста. Выпрямился во весь рост и
побледнел, как полотно. Оскорбление, брошенное мной, казалось, и ему было не под силу. Но в мгновение ока Доуров поборол свои чувства. Его пухлые
пальцы с отполированными розовыми ногтями легли на мою руку.
Яркий восковой свет с высоких серебряных подсвечников падал на
бледный лоб усопшей, на тяжелые восковые руки и окаменелые складки покрова, страшно поднимающегося на коленях и
пальцах ног.
— У меня
палец болит. Наколола ненароком. — И румяная, мордастенькая, не в пример прочим худым по большей части и изжелта-бледным приюткам, Оня Лихарева выдвинулась вперед.
Отец,
бледный, вспотевший, с дрожащими
пальцами и губами, забился в дальний угол вагона и, закрыв глаза, молился богу. Он не узнавал в этой веселой, слушающей офицерские пошлости Ильке свою кроткую, часто плачущую Ильку. Он не верил своим глазам и ушам…Непонятны, загадочны эти глупые девчонки!
В это же самое мгновенье, в другой комнате, Лара, упершись одною рукой в
бледный лоб Подозерова и поднимая тоненьким
пальцем его зеницы, другою крепко сжала его руку и, глядя перепуганным взглядом в расширенные зрачки больного, шептала...
Ты
бледнеешь, твой
палец, дрожа, указует на что-то… ах, это мусорный ящик!